Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

- И как часто вас беспокоят приступы агрессии?
- Они беспокоят не меня. Окружающих.
- Кошмары по ночам?
- Только ближе к зиме.

Я всегда был бездельником. И хулиганом. Даже в начальной школе не было ни дня, чтобы меня не притаскивали к директору. Отстраняли от занятий, наказывали отсидкой после уроков. Управы на меня было не найти. А потом все это переросло в какое-то проклятье. Разбили стекло — Вэлентайн виноват. Прокололи шины на велосипедах — это все Скотт! До ужаса было обидно, особенно, если я в этом не был виноват.
И после начальной школы, в средней, все продолжалось в том же духе. Правда, я тоже приложил руку к своему образу. В первый же день учебы разразилась грандиозная драка, в которой пострадали пять человек из футбольной команды, вместе с капитаном. Досталось и мне. И драка была с какими-то придурками из соседнего района, но кто же знал, что нас заметят учителя? Ничего хорошего из этого, как и можно было предложить, не вышло. Копов вызывать никто не стал, видимо, репутация школы была важнее, но вот наказали будь здоров. Среди всего этого был один плюс — напинали мы оппонентам конкретно, так и завязалось знакомство с будущей компанией.

Родители были в ужасе, что от занятий отстранили в первый же день учебы. Меня посадили под домашний арест, а перед этим пришлось выслушать длинную, нудную нотацию о том, что если все будет продолжаться в том же духе — ничего стоящего из меня не выйдет. Надо говорить, что мне было тогда глубоко пофиг на все то, что говорят родители? Думаю, не стоит.
Просидев дома неделю, пиная балду и наслаждаясь музыкой, я не чувствовал себя наказанным. Напротив, воспринимал это как кратковременный отпуск. Возможность отдохнуть, перед началом новой гадкой поры. Разве было что-то интересное в школе? Похоже, если и было, то я это благополучно пропустил. Проспал.
Когда наказание закончилось, пришлось тащиться в столь ненавистное заведение. По школе уже ползли слухи, что, мол, я законченный хулиган, асоциальный тип, держаться от меня надо подальше. Не сказал бы, что такое отношение меня напрягало, но было неприятно. Самую чуточку. Главное, что меня без вопросов определили в футбольную команду, даже не спрашивая моего согласия. Я бы повозмущался, да только мне было пофиг. Занятие для свободного времени, почему бы нет?

- То есть, школа вам не нравилась?
- А кому она нравится? Кроме тех, кто действительно там старался учиться?
- Ну... многим. Просто не все это признают.

Но я не был человеком, который любил учиться. Да, получалось у меня оставаться на нужном уровне, чтобы уж не слыть совсем тупицей, но в отличники выбиваться я не хотел. Да и не было желания.
Тусовался я с товарищами по команде, правда, никогда не надевал дурацкую форму, в которой они все время шлялись по школе, пугая мелочь и ботаников. Я нихрена не был идеальным человеком, который бы старался пресекать подобное. Нет-нет, я был тем ещё придурком, но понять, в чем прелесть унижения слабого — никогда не мог. За что и жестоко подначивал ребят, балансируя на грани фола. Не сказать, что меня страшила перспектива вылететь из команды или получить в рожу, но портить отношения с людьми, не имея запасной гавани, если так можно выразиться, было до ужаса глупо.
По крайней мере, у меня была все та же слава асоциального типа, к которому и приближаться опасно. В классе побаивались, но по большей части старались просто игнорировать. А мне было пофиг. Быть одиночкой тоже неплохо, и меня ничто не смущало. Думаю, даже общение с теми парнями из футбольной команды было чем-то вроде... вынужденной меры. Чтобы не было никаких проблем во время матчей.

- А было что-нибудь, что вам запомнилось? В школе?
- Пожалуй... да.

Последний класс средней школы. Сигареты, выпивка. Нет, речь пойдет не о том. В общем, я стал хуже, чем был. По поведению, по характеру. Наверное, даже более мрачным. Потому что мне было непонятно, что делать потом. После школы. Это смешно, но я уже тогда задумывался, чем заниматься по жизни. Кто-то грезил о спортивной карьере, кто-то мечтал стать музыкантом. А меня не прельщало вообще ничего. Скучно и неинтересно.
А потом появилась Лили. Не помню, откуда её перевели. Перевели в середине учебного года, кажется, они с отцом переехали в Денвер. Она была заучкой, но не выглядела как её «коллеги». Совершенно не была похожа на ботаника. Веселая, милая, приветливая. К ней многие пытались подкатывать, но всем она отвечала отрицательно. Странная была девочка.
Мы с ней начали общаться случайно. Помню, тогда я шатался по нашему району вечером, от нечего делать пинал балду. Как обычно. Как раз пошел разлад с товарищами по команде — надоели своими рассуждениями и спорами, кто раньше уложит в койку капитаншу чирлидеров.  Видимо, не всем понравилось мое замечание о капитанше.
Шатался я один и чуть не попал под колеса. Угадаете, чья была машина?

- Лили?
- Так точно.

Её отец прилично напился, и Лили взяла машину, чтобы лишний раз не появляться ему на глаза. Мы покатались по городу несколько часов, потом она отправилась домой, а я завалился к знакомому.
После этого мы начали часто общаться в школе. И после неё проводить время. Шлялись где попало, тусовались у каких-то общих знакомых, которые жили вообще у черта на куличиках. А потом все закрутилось, полетело по накатанной и через полгода мы начали встречаться. Старшая школа у нас была одна, так что никаких проблем, чтобы видеться не было. Не знаю, тогда мне казалось, что все не так плохо. Пришлось напрячься и учиться, чтобы все-таки поступить в университет. Лили помогала, как могла, все-таки, она была умной девушкой.
Но хулиганить меньше я не стал. Каюсь. В старшей школы в спортивные команды я не пошел, да меня и не звали уже. Пару раз сидел дома из-за драк, в общем, все было как обычно. Родители на это махнули рукой. После того, как я объявил, что собираюсь поступать в университет, они более или менее от меня отстали с нотациями. Да и учиться я стал лучше.

За три дня до выпускного все полетело в тар-тарары. Лили сбила машина. Она умерла не приходя в сознание, ещё до приезда скорой. Там был слишком мощный удар. Виновник хотел уехать с места аварии, но попал на наряд копов. Попытался сбежать от них, но получил пулю в затылок во время погони. Оказалось, был пьян в стельку. Копа, кажется, отправили в отставку, но хорошо хоть не посадили.
Ни о каком университете речи уже не шло. После похорон, не дожидаясь, пока родители начнут старую песню, я уехал в Нью-Йорк. Промыкался там около месяца, и внезапно успел стать кадетом Уэст-Пойнта, уложившись в самый крайний срок. Будущее было ясно на четыре года вперед.
Учили нас не только тактике и ведению боя, но и общеобразовательным дисциплинам. У меня, в итоге, нарисовался диплом бакалавра в области филологии. Внезапно открылась способность к языкам, чего я не ожидал сам от себя. Вот таким макаром все и получилось.

- Значит, вы были профессиональным военным?
- Да. Был.

За месяц до окончания учебы в Академии появился человек из Центра Специальных Операций. А через неделю после его появления, меня и нескольких кадетов с курса отправили в тренировочный лагерь. Проверка на прочность, мол, подходящая для подразделения кандидатура. Нас было человек тридцать, в сумме, к концу курсов осталось шестеро. Я был в том числе.
Так я и попал туда. Пять лет службы в спецподразделении, как минимум. Пять лет службы в армии, обязательной, как условия для учебы в Уэст-Пойнте.
Это было в дветысячи седьмом. Сразу после выпуска нас отправили в подготовительный лагерь.

Командировка началась буквально сразу, после того как я попал в часть назначения. Сутки в пути, и на следующий день мы были в Баграме. Оттуда, двумя вертолетами, вглубь страны. Сводный отряд, человек сто, расположился на военной базе.
Там и началась работа, к которой готовили четыре года в Академии и ещё несколько месяцев в центре подготовки.

Вместо курсантской формы пришлось одеть песочно-желтый камуфляж, туфли сменились высокими горными ботинками. Одно время я даже отпустил бороду. На удивление, я легко втянулся. Поначалу было сложно, но потом все встало на свои места. Первый горный выход нельзя было назвать идеальным, ноги ужасно болели, о мозолях вообще лучше было не заикаться. Подняться вверх на несколько километров, ночью, в полном снаряжении - испытание. Спасало лишь то, что рядом были товарищи, которые не раз уже занимались подобными "турпоходами". Можно было положиться, тебе всегда подставили бы плечо и помогли, если дело пошло туго.
Через несколько месяцев я уже привык к таким вещам. Вскочить среди ночи, чтобы через час уже сидеть в засаде на хребте? Легко. Неделю провести в горах, без возможности побриться и умыться? Надо, значит надо. Надо отдать должное, учили нас в тренировочном лагере как надо, делая аспект на физическую подготовку. И никаких званий.

Сначала был заместителем командира одной из групп. Затем и сам стал командиром. Работа никогда не была легким делом. Но... скучать не приходилось, при всем при этом, мне было на самом деле интересно. Может быть, проснулись какие-то древние корни, вроде прапрадеда, героя Гражданской войны. А может что-то ещё.
Несколько раз приходилось так туго, что я уже мысленно начинал прощаться с жизнью. Это нормально, когда положение становится безвыходным, но в самый последний момент как-то удавалось уйти прямо из петли. То ли высшие силы хранили нас, то ли просто час не настал, когда нужно надевать деревянный макинтош. А в роли ангелов-хранителей обычно выступали ребята из 160-го авиационного полка. Свистящий противный звук, с которым лопасти вертолетов забирали воздух, становился настоящей музыкой для ушей.

Нажать на спусковой крючок уже не было проблемой. Через это проходили все, а уж тем более в нашем подразделении. "Зеленые Береты", армейский спецназ, всегда должны были быть готовы к такому повороту событий. Мы не были "Дельтой", которые часто проводили секретные операции, переодеваясь в форму противника и "работая изнутри". А вот выдернуть среди ночи из постели и устроить засаду - легко. Насыщенная жизнь. Приходилось пересекаться со многими. Люди, подразделения, отряды. Сложно было все упомнить, однако, точно можно было сказать - там я себя чувствовал как никогда свободно. И там были товарищи, с которыми можно было идти хоть в огонь, хоть в в воду, хоть к черту на рога.

Все шло хорошо до двенадцатого года. Как раз подходил к концу срок обязательной службы, пять лет, но я не собирался уходить в отставку. Мне тут нравилось, и я себя ощущал на своем месте. Это очень редкое чувство, поэтому, не хотелось мне расставаться с комфортом. При всей сложности, опасности службы — это было то, чем я точно мог заниматься. Но все зависело, к сожалению, не только от меня.

Третьего февраля мы погрузились в вертолеты и через час были на точке высадки. Две группы по двадцать пять человек, в полном снаряжении. Сорок килограмм на брата, не считая запасных боеприпасов.
Важная цель была в нескольких километрах внизу, спускаться нужно было самим, высаживать группы прямо на поселение — нереально. Огонь крупнокалиберных пулеметов сразу бы превратил вертолеты в дырявые куски металла. Спуск занял минут двадцать, и все шло хорошо, прежде чем соседняя группа не напоролась на засаду. С этого момента часы закрутились, и время играло уже не нам на руку.
Командир отряда, майор Стоун, навел авиацию на позиции противника и, взяв с собой десять человек, отправился на выручку нашим товарищам. Мне приказал найти цель и уничтожить, в лучшем случае, взять живьем.

Основную часть противника отвлекли на себя коллеги, поэтому мы почти не встретили сопротивления. Редкие перестрелки на узких улочках были скорее баловством. Указанный в разведданных дом мы забросались свето-шумовыми гранатами. Я выбил дверь с ноги и вошел внутрь. И первым получил пулю в грудь. Бронежилет выдержал, но меня отбросило в сторону. Следовавший за мной сержант был менее удачлив, ему пуля попала в стык бронепластин. Умер через несколько минут.
Цель пришлось застрелить, вместе с охраной. Взяли документы, какие-то листовки, теперь нам нужно было подняться обратно и встретиться с товарищами. Мы почти покинули пределы поселения, когда кто-то особо «умный» навел авиацию прямо на нас. А-10 сбросили бомбы с лазерным наведением.
Близким разрывом меня контузило. Потерял сознание. В себя пришел через несколько часов. Никаких намеков на эвакуацию. Мои бойцы поднялись на прежние позиции и теперь, вместе с оставшейся частью отряда, пришлось отбиваться от наседающих со всех сторон противников. Пятеро убитых и семеро раненных уже было на тот момент. Дело пахло керосином.
Майор Стоун погиб, когда рядом взорвалась мина. Мне досталась пуля от снайпера, пробив бронежилет, пару магазинов в разгрузочном жилете. Прошила легкое и вышла через спину. Пришлось держаться ещё час, прежде чем не появилась кавалерия. Группа быстрого реагирования «Морских Котиков» на двух «Чинуках». Вертолеты огневой поддержки разгоняли противника, пока наши спасители отчаянно пытались пробиться к нам. Сами чуть не стали жертвами. Но я этого уже не видел — отключился.

- И...?

Пять месяцев пролежал в госпитале. На военной карьере мне поставили жирный крест, вручили «Пурпурное Сердце» и «Бронзовую Звезду». Выписали пенсию, маленькую, но жить можно, и списали за штат.
Пришлось вернуться в Денвер. С родителями я общаться перестал, как-то уж так сложилось. Да им и сестры хватает, вместе с братом. Переехал на съемную квартиру, старался найти работу, благо, диплом и какое-никакое образование были. Устроился переводчиком в крупную фирму, да вот только до этого прошел целый год. Не голодал, но было достаточно неприятно сидеть на месте и ничего не делать. Пялиться в потолок и дрянной телевизор.

О прошлом и карьере в армии старался не распространяться. Да и вернуться в адекватное состояние, приспособиться к мирной жизни было достаточно сложно. Военную форму убрал подальше в шкаф, награды засунул на самое дно одной из коробок с книгами. Подрабатывал где мог, пока не устроился на нормальную работу.
Со школьными товарищами отношений я так же не поддерживал, потому что не сложилось. Да и не хотелось. Как мы разбежались, после смерти Лили, так больше я никого и не видел. Никто не звонил, не писал, и меня все это устраивало. Очень даже.

- И все три года вы посещали психологов?
- Да, пришлось. Один из пунктов реабилитации. Если тело быстро пришло в норму, то вот с головой... все считают, что все плохо.
- У вас была контузия, вы пережили стресс и шок. Это нормально...

Заставили лечь в клинику, на обследование и поправку нервов. Пятнадцатый год на дворе. Первый месяц сижу в этом дурном заведении, вроде как стараюсь поправить свое моральное состояние.

Каждый год, ближе к зиме, начинали сниться кошмары, от которых просыпался с криком. Психологам об этом не говорил, на всякий случай, да только сдали с потрохами. Бывшая, как она говорит, желавшая помочь, рассказала об этом. Вот и пришлось теперь сидеть в заточении, наблюдая, как за окном протекает жизнь.
Никаких зубодробительных таблеток и уколов мне не делали, только успокоительное, в пределах нормы, для нормального сна. Отдельная палата, надо отдать должное, с комфортом. Но не более. Хороший финал для человека в возрасте двадцати девяти лет.

У меня все равно сохранялась надежда выйти отсюда по прошествии месяца. Врач, с которым пришлось познакомиться в первую очередь, начал «копать», пытаясь найти корень зла. Когда же он узнал о послужном списке и прошлом, чуть ли не схватился за голову. Кажется, он был удивлен, что я никого не пришиб, когда вернулся и три года жил без успокоительных.
Я бы не сказал, что мне помогала терапия, прописанная лечащим врачом. Как и психологические треннинги и прочая лабуда. Кошмары никуда не делись, но я сам, уже сам, сумел заставить себя не кричать и не пугать никого своими криками. Просыпался в холодном поту, открывал окно и курил, старательно пряча огонек сигареты в кулаке, чтобы не спалили. Но с каждым днем в голове все более и более ясно становилась одна мысль: «Сбегу отсюда к черту!».